Народный депутат Украины Александр Урбанский, возглавляющий подкомитет по вопросам морского и речного транспорта Комитета по вопросам транспорта Верховной Рады Украины, в интервью агентству «Интерфакс-Украина» рассказал о перспективах развития транспортной сферы нашей страны, а также ответил на острые вопросы журналистов.

В марте Мининфраструктуры предложило Верховной Раде разработать компромиссный законопроект «О внутреннем водном транспорте» на базе законопроекта №2475а, соавтором которого вы являетесь. Есть ли какой-то прогресс в этой работе?

Да, во время очередного голосования законопроект «О внутреннем водном транспорте», который поддерживается и министерством, и Комитетом по вопросам транспорта, опять не набрал достаточного количества голосов. Этот законопроект был разработан авторским коллективом во главе с Борисом Козырем. Но также зарегистрирован альтернативный законопроект. Его поддерживает другая группа народных депутатов. И у нас есть несколько принципиальных разногласий.

Сейчас мы ведем переговоры и дискуссию с нашими коллегами, которые не поддерживают законопроект Бориса Козыря, чтобы все-таки сдвинуть этот процесс с мертвой точки. Потому что скоро пойдет уже четвертый год, как мы работаем с этим документом.

Одним из основных камней преткновения, как вы знаете, был вопрос речного сбора. Но с осторожным оптимизмом можно сказать, что в этом вопросе практически найден компромисс.

Так речной сбор будет?

Речной сбор нужен. На мой взгляд, это абсолютно необходимая вещь, чтобы мы могли аккумулировать в статьях доходов Мининфраструктуры деньги, которые потом можно будет направлять на поддержание реки. На то же дноуглубление, что очень важно. Мы знаем, что Днепр – река достаточно сложная. И во многих местах ее надо углублять, чтобы сделать привлекательной для навигации и перевозки грузов.

Основной грузопоток, который мы сейчас видим, — это, конечно же, зерновые. Идея заключается в том, чтобы значительную их часть перевести с «земли» (с автодорог и железной дороги) на воду.

Для того, чтобы сделать такие перевозки конкурентоспособными по сравнению с железнодорожным транспортом, где у нас проблемы с подвижным составом, дефицит локомотивов, вагонов, мы понимаем, что баржа должна везти около 3 тысяч тонн. Т.е. объем, сопоставимый с тем, который везет железнодорожный состав.

Плюс есть проекты, если можно так назвать, «Днепро-макс», которые подразумевают размеры барж на 4 и даже 5 тысяч тонн.

Но при таких объемах мы должны будем постоянно поддерживать глубины. Взять тот же Светловодск. У них там глубины до 3 метров. В принципе, это проходная осадка по реке. Но надо понимать, что глубина – все же до 3 метров. Т.е. в любом случае надо будет провести дноуглубление, чтобы выйти на стабильные 3 метра, и поддерживать эту глубину.

С другой стороны, баржи большой грузоподъемности удешевляют перевозку зерновых на тонну, даже несмотря на речной сбор. И, соответственно, сельхозпроизводители и перевозчики смогут получить дополнительную прибыль, которая может быть инвестирована в развитие бизнеса, в инфраструктуру, в создание дополнительных рабочих мест.

А в Украине есть сегодня такое количество барж и флот, которые позволили бы максимально эффективно использовать Днепр для перевозки грузов?

Нет, такого количества барж нет. Весь флот, который был, уже либо пришел в негодность, либо морально и физически устарел и не отвечает современным требованиям для транспортировки грузов. Он неэкономичен по топливу, перевозит мало груза, имеет ненадлежащее техническое состояние. Поэтому нам абсолютно необходимо привлекать либо новый, либо хотя бы свежий флот.

Одна из идей, как его привлечь, заключалась в отмене каботажных перевозок. Т.е. перевозок, когда из пункта А в пункт Б в пределах территориальных вод Украины грузы перевозятся судами только под украинским флагом.

Да, сегодня есть возможность получить временное разрешение на доступ судов и плавсредств под иностранными флагами на территорию Украины, порядок получения таких документов есть. Но судовладелец, у которого судно находится под флагом другой страны, должен для этого обращаться в Мининфраструктуры, описать маршрут, груз, тоннаж. И тогда разрешение выдается примерно за 10 дней – 2 недели. Это дополнительные усилия и время для судовладельцев или грузовладельцев.

Наша же идея была в том, чтобы в Украину можно было завезти суда под иностранным флагом для постоянной эксплуатации в стране через процедуру бербоута и с обязательным оформлением украинской компании-оператора для таких судов, чтобы все налоги, в т.ч. налог на прибыль платились бы в Украине.

Конечно, в этом случае надо было бы облегчить фискальную нагрузку для временного ввоза судна. Т.к. его полное растамаживание – это очень большие деньги, и это отпугивает судовладельцев.

Но при дальнейшей эксплуатации судна с экипажем из украинцев государство все равно бы получило больше выгоды: рабочие места и высокие налоги, т.к. экипаж получал бы высокую белую зарплату.

К сожалению, существует популистское мнение, что в этом случае будет уничтожено судостроение в Украине.

А вы считаете, что негативного эффекта для судостроения не будет?

Нет, конечно. Имея опыт и в сфере эксплуатации судов, и в сфере судоремонта и судостроения, могу ответственно заявить, что в Украину на таких условиях действительно зашло бы некоторое количество судов река-море. Но, во-первых, у них осадка обычно более 3 метров. А далеко не все речные терминалы позволяют принимать суда с такой осадкой. Т.е. их движение было бы ограничено отдельными участками реки.

Во-вторых, если говорить о баржах, их в пределах Черноморского и Азовского бассейнов не так уж и много. Те баржи, которые можно взять в той же Франции, где система внутренних водных путей очень развита, или в Германии, они сделаны под стандарты и глубины тех рек: реки у них уже и мельче. И, соответственно, грузоподъемность у этих барж намного меньше той, которую бы хотели видеть наши грузовладельцы.

Зато, если бы мы разрешили временный ввоз судов через бербоут, грузовладельцы могли бы попробовать в принципе такую возможность, как перевозка рекой. Потому что, на самом деле, сельхозпроизводители далеки от моря. Для них купить плавсредство, будь то баржа или буксир – это все равно, что начать космосом заниматься – совершенно непонятная сфера. И, конечно же, они не хотят вкладывать большие деньги в то, что они не понимают. Они лучше эти средства вложат в дополнительную землю, купят удобрения, которые им позволят вырастить больше центнер на гектаре.

А процедура бербоута позволила бы им взять такие суда в чартер. Или заплатить перевозчику, который оперирует такими судами в Украине. Дальше бы они посмотрели, насколько это было бы интересно с точки зрения экономики, проанализировали перспективы. И потом смогли бы принять решение о заказе строительства таких плавсредств и судов – на украинских предприятиях и заводах.

К сожалению, этого не будет. Сейчас мы готовы отказаться от этой позиции в новом законопроекте «О внутреннем водном транспорте», лишь бы только «запустить реку». Потому что как только этот процесс запустится, судостроение и судоремонт все равно получат толчок.

Остаются ли расхождения по вопросам статуса речной инфраструктуры?

Инфраструктура, без сомнения, должна быть в частных руках. Потому что речная инфраструктура, речные терминалы – для них нужны просто колоссальные капиталовложения. И я считаю, что государство не должно строить их за свои средства. Тем более мы видим на примере морских терминалов, что они гораздо большую эффективность показывают, когда находятся в частных руках.

Но дискуссия идет больше даже не о праве собственности, а о подчинении в вопросах безопасности. И здесь, я убежден, безопасность, как на море, так и на реке, должна быть в компетенции государства. Должны быть ответственные люди, которые принимают решения относительно безопасности навигации, относительно безопасности погрузки, безопасности внутрипортовых операций, а затем нести за них ответственность.

Но как бы там ни было, наша задача открыть Днепр. Это активизирует работу транспортного коридора Е-40, который соединяет Балтику с Черным морем. Еще во времена СССР по Днепру через Беларусь шло до 4 миллионов тонн грузов в Польшу. Но ведь с тех пор расширилась и номенклатура грузов, и многие грузы контейнеризировались. Поэтому 4 миллиона тонн не будет пределом для этого коридора сейчас.

До избрания в Верховную Раду вы работали руководителем судостроительного завода в Измаиле. Как бы вы охарактеризовали ситуацию в судостроительной отрасли Украины. Какие у нее есть реальные перспективы для развития?

На самом деле тут год от года многое меняется. На сегодняшний день судостроение у нас развивается слабо, судоремонт – это более живучая отрасль. Она чувствует себя намного лучше. Но я считаю, что с принятием законопроекта «О внутреннем водном транспорте» Украину накроет бум судостроения. Он станет катализатором.

Конечно, для того, чтобы развивалось судостроение, нужны инвестиции. Объем таких инвестиций трудно сейчас оценить. Но в любом случае, речь идет не об одном десятке миллионов долларов.

Потому что судостроительные заводы Украины сегодня, большей частью, перепрофилированы под судоремонт. Это было сделано по необходимости, чтобы выжить. И какие-то мощности пришли в негодность, были распилены на металл и распроданы.

Но при этом сегодня виден интерес к строительству флота и развитию отрасли именно в нашей стране.

Дело в том, что у нас, несмотря даже на военные действия на востоке, остается самый дешевый металл в регионе, если сравнивать с Турцией или Румынией, которые являются ближайшими конкурентами украинских судостроителей и судоремонтников.

Рабочая сила у нас также дешевле. Энергоресурсы, особенно электричество, которое, в основном, используется в этой сфере, несмотря на все повышения, все равно дешевле.

Поэтому перспектива у нас есть.

А вот чего не хватает, так это рабочих рук. Это большая проблема для судостроения и для судоремонта.

Не имея достаточного объема той или иной работы, сегодня заводы, с одной стороны, не могут обеспечить гражданам достаточной и стабильной заработной платы. А с другой, происходит следующая ситуация: завод взял молодых людей из ПТУ, научил их за три месяца сварочным работам. А ребята посмотрели, что они уже могут делать более-менее ровный шов, и тут же уезжают в Польшу. Потому что в Польше примерно такая же проблема – поляки уехали в Норвегию. И вот эта миграция трудовых ресурсов сейчас очень ударила по отрасли.

Те же заводы в Измаиле, который входит в мой округ, там постоянно дефицит рабочей силы, людей, которые занимаются порезкой или сваркой металла.

Так что этой индустрии нужна определенная государственная поддержка. Речь не о каких-то дотациях. Нужно на законодательном уровне решить некоторые вопросы, которые позволили бы отрасли увидеть стратегические перспективы развития.

Что именно зависит от государства?

Смотрите, сегодня сварщик на судостроительном или судоремонтном заводе при сдельной зарплате зарабатывает от 700 до 1200 долларов в месяц. Это очень хорошая заработная плата, тем более для небольшого города. Но как только они видят возможность уехать в Польшу, так и поступают. Потому что там сварщику предлагают 2000 долларов.

И если он здесь может получить максимум 1200, то он видит для себя смысл уехать. Потому что за разницу в 800 долларов он сможет проживать там, питаться, и откладывать эти же 1200 долларов или домой отправлять эти деньги. А если этот разрыв сократить сейчас, смысл потеряется. Если разница в зарплате будет 300-400 долларов, украинцам не будет никакого смысла покидать свои родные города, жить непонятно в каких условиях, когда тут семья, родственники, есть какая-то недвижимость.

Соответственно, предприятиям нужен ресурс для снижения этого разрыва.

Где его взять? — Недавно Верховная Рада приняла некоторые изменения, которые помогают отрасли. Например, увеличила срок пребывания судна под ремонтом на таможенной территории Украины до двух лет. Это важно, потому что когда судно приходит со сложным ремонтом, в зависимости от возможностей судовладельца его проинвестировать, сроки могут затягиваться. До этого судно могло находиться на нашей территории под ремонтом до года. И приходилось в буквальном смысле вывозить эти суда буксирами за 12-мильную зону, потом завозить обратно, чтобы не нарушать законодательство. Это затраты. И обычно это затраты завода, т.к. судовладелец говорит: «Ты завод, ты решай».

Сейчас же эти средства могут быть сэкономлены и пойти на зарплаты, закупку оборудования.

Также в Верховной Раде зарегистрирован законопроект о поддержке судостроительной отрасли. Там речь идет в т.ч. о налоговых льготах. И в целом в нем учтены многие вещи.

А кадровый ресурс для развития судостроительной отрасли при такой активной трудовой миграции у нас сохранился?

У нас колоссальная учебная база, огромный научный потенциал в этой сфере. Есть много институтов, конструкторских бюро. Но если взять специалистов, которые работают на заводах, то очень мало людей среднего возраста.

Остались люди либо уже в уважаемом возрасте, которые не хотят никуда уезжать, и которым сейчас надо передать кому-то навыки, либо совсем молодые. Но почти все они после обучения уезжают.

И, тем не менее, мы не имеем права существующий потенциал и знания растерять. Для того, чтобы кадры оставались, мы должны создать условия.

Очень много предприятий, на самом деле, готовы сейчас и вкладывать в кадры. Многие, видя перспективную молодежь в училищах, готовы оплачивать их обучение, проживание, какую-то стипендию платить, приглашать на оплачиваемую практику. Частный сектор это готов делать. Но и от государства должно быть какое-то движение.

В этом контексте, способна ли сегодня Украина реализовать проект по строительству корветов для ВМС? Есть ли достаточное количество профессионалов для этого?

Я больше чем уверен, что да. Есть огромное количество профессионалов в том же Николаеве.

Военная техника более аскетичная, для нее нет таких требований, как для гражданской, поэтому реализовать этот проект возможно.

С гражданским флотом сложнее. Если посмотреть на объем судостроения в стране, то мы строим корпуса. А потом этот корпус буксируется в Италию, Норвегию, Германию, Англию. И дальше там доукомплектовывается. Но, тем не менее, потенциал для развития есть. Нужен стимул.

В феврале этого года ВР приняла законопроект №6766, который позволяет запустить проекты строительства платных дорог в стране. На недавнем брифинге в Одессе Владимир Омелян заявил, что до конца т.г. возможно объявление первого тендера на концессионную дорогу, однако при этом он выразил сомнения в перспективах концессионных дорог в Украине в целом. Какие перспективы вы, как соавтор законопроекта №6766, видите для концессионных дорог в Украине?

На сегодняшний день единственная страна в Европе, где остались бесплатные дороги, это Германия. Во всех других странах дороги платные. Ты либо покупаешь «виньету», либо, если речь идет о Греции или Италии, через определенное количество километров стоят шлагбаумы, и ты платишь там деньги, чтобы ехать дальше.

Поэтому если говорить в целом о потенциале платных дорог для Украины, как о принципиальном подходе, то он есть. Мы должны к этому прийти.

Министр же абсолютно правильно указывает на вопрос достаточности трафика в стране, как внутреннего, так и транзитного, чтобы мы могли привлекать инвесторов для строительства концессионных дорог. По крайней мере, если мы хотим видеть разветвленную и обширную сеть таких дорог.

Очевидно, что ни одна инициатива не может работать сама по себе если мы говорим о государственном развитии и строительстве. В любом случае это должен быть комплекс мероприятий.

Закон о концессии дорог, правда, был очень нужен и актуален. По сути, с его помощью, мы показали потенциальным инвесторам, что готовы их принимать, что теперь у них есть понятные правила.

Но такие же понятные правила должны быть и, например, в вопросах транзитного грузопотока. Это вопросы таможни, пограничной службы.

Поэтому законопроект о концессии будет работать только в комплексе с другими мероприятиями, благодаря которым Украина вернет себе статус привлекательной транзитной страны.

А если говорить об интересе инвесторов, то недели две назад был прием в Одессе в Генеральном консульстве Китая. И госпожа Генеральный консул познакомила меня с представителем компании, которая занимается строительством дорог в Китае. Китайцам давно интересен украинский рынок и те объемы средств, которые Украина тратит на ремонт и строительство дорог. Но теперь их также заинтересовал вопрос концессии.

Можете те ли вы оценить эффективность решения передачи местных дорог на баланс местных советов? Правильное ли оно было? Виден ли положительный эффект от него?

Если говорить в целом о ситуации с местными дорогами, то это было правильное решение. Но! Если поездить по Одесской области и посмотреть, где от него виден положительный эффект, то вы поймете, что почти везде это объединенные громады. Т.е. мы опять говорим о комплексе мероприятий.

Сегодня страной взят курс на децентрализацию. Объединенные громады получают больше полномочий и больше ресурсов. Если еще недавно села еле-еле сводили концы с концами, то сегодня у сел в моем округе перевыполнения плана, бывает на миллион-полтора. Для села это очень большие средства. Буквально неделю назад во время работы на округе мы как раз и обсуждали каким образом эти деньги можно использовать, кому-то нужно было помочь выделить еще дополнительные средства из госбюджета, дофинансировать.

Что касается местных дорог, переданных местным советам, я однозначно вижу эффект. Если взять, допустим, Балтскую громаду Одесской области, у них там уже нет дорог между школами, где ездят автобусы, они в очень плохом состоянии. Есть ямки, есть еще какие-то не очень хорошие участки, но уже нет валунов-перекатов, где автобус просто на две части разваливался.

Поэтому передача дорог местным советам была правильным шагом. Действительно было не эффективно, когда решения о ремонте той или иной местной дороги принималось в Киеве. Из Киева не всегда видны местные реалии, что, например, этой дорогой не так уж и часто пользуются, по сравнению с соседней. Сейчас же местные власти принимают решение, какую дорогу делать в первую очередь.

И вообще я считаю, что любая инициатива по развитию региона, в первую очередь, должна идти снизу. Потому что из центра не всегда видна ситуация на местах. Решение центра может быть и хорошим, идея хорошая. Но не всегда в таком случае учитываются все местные аспекты. Допустим, принято решение о ремонте школы, в которой учатся 200 учеников. Хорошее решение. Но, не хорошо так говорить, но давайте как есть, эта школа еще бы какое-то время могла работать без ремонта. А в соседнем селе, где учится 300 учеников, может быть школа в гораздо более критичном состоянии. А до нее руки у кого-то в Киеве могли не доходить.

Опять же это повышает ответственность местных руководителей. Теперь они должны вовремя сделать проекты, чтоб получить финансирование. И у них гораздо меньше остается возможностей сказать, вот, мол, я хороший, а это в Киеве, нас не слышат. Слышат! Инициируйте и делайте. И депутаты помогут! Я всегда готов помочь в таких случаях.

Как вы оцениваете работу портов Одесского региона? Какие проблемы видите? И есть ли пути их решения?

Сегодня транзита в стране становится все меньше, объем производимой продукции снижается. Соответственно, и порты снижают перевалку. Единственный масштабный груз сегодня – это зерновые.

При этом мы видим, что частный терминал «ТИС» наращивает перевалку грузов. Почему он более эффективен? Потому что частник, вложив деньги, хочет их вернуть. Соответственно, они не сидят на стуле, а ездят к клиентам, общаются с ними, они более гибкие в предоставлении скидок, предоставлении каких-то особых условий и выполнении всех желаний клиента. Поэтому я считаю, что портовая инфраструктура на территорию нашего государства должна быть передана в концессию, в аренду, приватизирована. Не важно. Она должна уйти в частный сектор. Только так можно создать здоровую конкуренцию. И тогда мы сможем увидеть, что тот или иной порт развивается.

Конечно, если брать мелкие порты, то переход из государства в частные руки может быть для них губительным. Тут надо действовать осторожно. Но в любом случае государственное управление себя изжило. Стивидорные компании не должны быть государственными, только частными.

Если же говорить о вопросах безопасности, государство должно оставить за собой контроль над стратегическими объектами – это подходные каналы, это акватории, это в целом безопасность. Тем более, что в современных условиях это влияет не только на безопасность гражданского судоходства, но и на стратегическую безопасность.

Но если мы говорим, например, о причалах, то нет ничего страшного в том, что они будут в аренде у частника. Конечно, не должно быть ситуаций, когда причал в аренде у одной компании, а кран – у другой. В аренду или концессию должны идти комплексы, с которыми можно работать. А дальше государство ежегодно контролирует состояние инфраструктуры. Например, состояние тех же причалов.

Если состояние аварийное, поставили галочку и закрыли причал. И пока арендатор не отремонтирует его, он не сможет работать. Поверьте мне, в такой ситуации частный бизнес будет смотреть за этими причалами намного лучше, чем сейчас смотрит само государство.

Для стратегических же целей в сфере безопасности государства, конечно, должны быть приняты определенные решения, например, совместно Министерством обороны и Министерством инфраструктуры. Чтобы какие-то, допустим, причалы и территории были готовы под развертывание каких-то объектов военного назначения: поставить корабль, развернуть мелкую ремонтную базу, место для размещения личного состава. Но я не думаю, что это сложная задача.

Прошлой весной Одесский облсовет обратился к СБУ с просьбой разобраться с попытками дестабилизировать ситуацию на юге области, в частности, в Измаиле после покушения на мэра города Андрея Абрамченко. Вы, как мажоритарщик, избранный от того округа, могли бы оценить ситуацию на юге Одесской области сегодня?

Ситуация на юге сейчас определенным образом стабилизировалась. Я не могу сказать, что мы можем расслабиться, но негативных для страны настроений становится все меньше. Есть локальные ситуации, которые меня беспокоят, но они носят больше криминальный характер. Я бы назвал этот процесс переделом сфер влияния. Однако в Измаильском районе полицию возглавляют профессионалы, и они эти всплески умело купируют.

Известно ли вам о ситуации с расследованием дела о покушении на А.Абрамченко?

Я даже как депутат не могу туда вмешиваться. Насколько я общался с мэром и с правоохранителями, там есть определенные наработки и определенные подозрения.

Я не знаю деталей, и стараюсь в них не вникать. Но ситуация в этом направлении также стабилизировалась. И это большая заслуга правоохранительных органов.

В 2017 году вы вместе с некоторыми другими нардепами были фигурантом уголовного производства по факту возможной неуплаты налогов. ГПУ закрыла это дело. Что конкретно вам вменялось, и каким образом вы доказали необоснованность подозрений?

Да, действительно, я и еще значительное количество других народных депутатов были фигурантами такого уголовного производства. В основном, это были люди, которые пришли из бизнеса.

Я понимаю, что достаточно громко звучит «уголовное дело». Но фактически это было расследование, которое было необходимо провести по закону после того, как мы приняли ряд антикоррупционных законов и создали ряд антикоррупционных органов. В частности, НАПК было обязано это сделать.

Мы все понимали, что ничего экстраординарного в этом не было. Это не было каким-то преследованием. Были вопросы.

Но я и не скрываю то имущество, которое я указал в своей декларации. Я не был никогда на государственной службе, чтобы можно было говорить о моем незаконном обогащении.

Когда у НАПК возникли вопросы, я дал все необходимые пояснения, и дело было закрыто. Потому что я действительно занимался бизнесом, у меня были предприятия, которые платили налоги, я получил от этого доходы, тоже платил налоги. Сошлось все до копеечки.

Эти вопросы были в целом по декларации или по каким-то ее отдельным пунктам?

В моем случае НАПК заинтересовала недвижимость, которой я владею. В частности, откуда я взял деньги на ее приобретение. И мои доходы, откуда я их получил. Но, как я и говорил, по всем пунктам я дал пояснения.

Недавно СМИ назвали вас самым богатым народным депутатом на основании информации из вашей декларации, в которой также указано значительное количество криптовалюты. Поясните, каким образом вы ее приобрели, как и где храните, для чего используете.

Честно говоря, я никогда не хотел попадать в такие списки, а тем более возглавлять их. И если посмотреть на мою декларацию, то видно, что в действительности основная сумма средств, которую мне приписали журналисты – это криптовалюты: биткоин-кэш (BCH) и биткоин (BTC).

Но это богатство условно. Да, к криптовалютам есть интерес. В прошлом году цена за биткоин вообще переваливала за 20 тысяч долларов. Сейчас его цена колеблется на уровне 9 тысяч. А завтра его цена может обвалиться. Тем не менее, из-за ажиотажа вокруг криптовалют создаются вот такие сенсации. На самом деле миллиардов этих, конечно же, нет.

Что касается «источника» криптовалюты, то как молодой человек, я интересуюсь всем новым и прогрессивным. Когда биткоин только появился, меня и моих друзей он очень заинтересовал. И я купил эти монеты в виде эксперимента, из любопытства. В среднем, они мне обошли в несколько долларов за единицу, покупал я их очень давно и в несколько этапов. Кстати, некоторые мои друзья, с которыми мы тогда их покупали, но которые не подают электронные декларации, имеют примерно такие же суммы в биткоинах.

Потом я как-то перестал следить за курсом криптовалюты, занимался бизнесом. А затем начался колоссальный рост биткоина. Я к тому времени стал народным депутатом, и поэтому обязан был внести их в декларацию.

Если вы купили криптовалюту так давно, почему ее не было в декларации в 2013-2014, и она появилась лишь в 2015-ом, в уточненной декларации?

Декларация 2013-2014-го не обязывала указывать криптовалюту — там был четкий список пунктов, которые нужно было задекларировать. В 2015-ом появилась новая форма декларации, и когда это стало необходимо, я, согласно новой форме, задекларировал и криптовалюту.

Планируете ли вы как-то использовать ваши BTC и BCH? Тратить?

Я еще раз хочу подчеркнуть. Это богатство условное. Конечно, если бы я знал, что они будут стоить по 20 тысяч долларов, я бы, наверное, купил их на все деньги, которые у меня тогда были.

Но при этом сейчас я принял для себя принципиальное решение не предпринимать никаких действий с криптовалютой до ее легализации в нашем государстве. Потому что, будучи народным депутатом, я считаю неправильно предпринимать какие-то действия, которые, может, будут и не противозаконны, но точно вне правового поля. Поэтому я будут ждать, пока этот вопрос не решится на уровне закона.

Есть несколько парламентских инициатив по этому поводу, есть позиция Нацбанка о том, что криптовалюты должны получить свой статус. Тем более, что криптовалюта – это серьезная составляющая IT-сферы. Ее разработка, сама по себе, дает толчок для развития отрасли. А в Украине, где IT в тройке лидеров, нам точно необходимо сделать это как можно быстрее.

В ваш адрес также звучали обвинения об использовании служебной гостиницы для проживания в Киеве. Почему Вы, имея активы на сумму более 2 млрд. грн., считаете для себя корректным оплачивать гостиницу за государственный счет?

Как я уже говорил, основная часть из этих двух миллиардов – это биткоины, с которыми я ничего не делаю. На самом деле, такой значительной суммы у меня нет.

Что касается гостиницы. Я прописан не в Киеве — мой округ находится за 700 с лишним километров от Киева. Чтобы приехать из Измаила, из округа в столицу мне необходимо порядка 10 часов. И я понимаю, что многие думают, что работать в Верховной Раде не сложно. Но на самом деле это не так. Это очень утомительно, постоянно идет изучение документов, обращений, постоянные встречи и консультации. И мне банально нужно место, где я могу выспаться.

Второе, я эти деньги не получаю. По сути, мой работодатель, Верховная Рада Украины обеспечивает меня жильем. Для этого у нее есть определенный бюджет. Если совсем упростить, то Рада – это такое же государственное предприятие, и оно платит другому государственному предприятию – Государственному управлению делами, у которого на балансе находятся отели, в которых проживают нардепы. Т.е. звучит оно громко – компенсация за проживание. Но на самом деле я этих денег не получаю и не вижу. Это одно госпредприятие переводит средства другому. Я даже не знаю, о какой точно сумме идет речь.

И это, на мой взгляд, абсолютно честное и прозрачное условие работы. Если ты иногородний, тебе обеспечивают возможность проживать в Киеве. И, кстати, такие возможности есть не только у депутатов Верховной Рады. Чиновники и депутаты любых уровней, выезжая по работе в другой регион, получают компенсацию проживания.

Более того, несколько созывов назад народным депутатам вообще квартиры в Киеве выдавали. И, например, мой отец, который тогда был депутатом, от квартиры отказался. И я бы тоже, если бы предлагали жилье в такой форме, отказался бы. Ведь я отработал в Киеве, и что я с ней потом должен делать? — Продавать? – Это был бы доход от государства, и люди могли бы поставить под сомнение его заслуженность. А гостиничный номер в государственном отеле – это вполне адекватно. Откровенно говоря, этот вопрос больше волнует журналистов в Киеве — избирателей на округе волнуют совсем другие вопросы.

Напомним, ранее народный депутат Александр Урбанский рассказал о необходимых законах для развития морской сферы Украины.